Преемником ВВП станет вовсе не он сам
«После Путина будет Путин» — так председатель нижней палаты парламента Вячеслав Володин недавно описал процесс будущей смены власти в России. Не знаю, в курсе ли наш спикер или нет, но он почти дословно воспроизвел прогремевшее в свое время высказывание британского премьера Маргарет Тэтчер.
Как-то раз, в момент, когда «железная леди» находилась на пике своей власти и влияния, некий непочтительный джентльмен поинтересовался у Тэтчер, кто будет премьером после нее. «После меня? Я!» — срезала «хама» «железная леди».
История, однако, рассудила по-другому. Преемником Маргарет Тэтчер стала вовсе не сама Тэтчер. Точно так же преемником Владимира Путина станет вовсе не сам Владимир Путин. Конечно, принятие новой версии Конституции кардинально изменило процесс будущей смены власти в России. Но речь идет именно об изменении, а не об отмене этого процесса, как поспешили отрапортовать пессимисты.
Каждый из высших лидеров нашей страны управлял государством с помощью собственного фирменного политического метода. Горбачев предпочитал забалтывать любую проблему. Брежнев — заметать любую проблему под ковер. Сталин натравливал своих соратников друг на друга, а потом уничтожал их поодиночке, оставаясь при этом в роли всеми почитаемого верховного арбитра.
Впрочем, все это уже блестяще сформулировано до меня — в известном с детства анекдоте о разнице в управлении советским и российским «государственным поездом» при разных руководителях: «При Хрущеве: разбираем рельсы сзади, прокладываем впереди, продолжаем путь.
При Брежневе: раскачиваем вагоны, приносим всем чай, делаем вид, что едем.
При Горбачеве: разбираем поезд на запасные части, пытаемся построить из них дирижабль и улететь.
При Ельцине: устраиваем дебаты на тему «А был ли поезд?».
Где место Владимира Путина в этой шутке, которая на самом деле совсем не шутка? Смысл поиска ответа на этот вопрос заключается не только и не столько в том, чтобы добавить в старый анекдот новую забойную строчку. Если, опираясь на итоги двух с лишним десятилетий пребывания ВВП на олимпе российской политики, мы сможем сформулировать суть его политического метода, то мы сможем спрогнозировать и то, как и когда он намерен покинуть кресло высшего лидера государства. Конечно, всем известная особенность Путина состоит как раз в том, что он всячески старается не дать другим возможности точно спрогнозировать его действия. Но именно с этого и надо начинать. Именно внешняя непредсказуемость многолетнего хозяина Кремля может служить той ниточкой, разматывая которую мы получим ответы на главные вопросы российской политики.
Пейзаж после битвы
Летом 2001 года известный британский политик Робин Кук был внезапно снят с должности министра иностранных дел и переведен на второстепенный пост лорда-хранителя печати. Через несколько дней после этого события Робин Кук устроил в своем прежнем кабинете прощальный прием для мидовского начальства. Вот как работавший тогда личным секретарем Кука известный британский дипломат Шерард Коупер-Коулс описал в мемуарах то, что произошло на этом мероприятии:
«С типичным для него тактом и великодушием (новый министр иностранных дел Джек) Стро предоставил для приема свой кабинет и покинул здание. Но вот что меня огорчило, так это ощущение, что присутствующие чиновники отнеслись к возвращению Кука в его старый кабинет как к огорчительному воскрешению кого-то, кто, с их точки зрения, был уже политически мертв и похоронен.
Неделей раньше эти чиновники прямо-таки жаждали угодить министру иностранных дел Куку. Они бы по-прежнему этого жаждали, останься он на посту министра. Но, так как он им больше не был, чиновники старались держаться от него на расстоянии, предпочитая разговаривать не с Куком, а между собой. Они не видели никакой выгоды для себя в том, чтобы их заметили во время чересчур близкого или чересчур дружелюбного общения с низвергнутым со своего поста министром».
Британские политические нравы и традиции бесконечно далеки от российских. Но вот что абсолютно одинаково что в Лондоне, что в Москве, так это человеческая натура. Конечно, описанный выше эпизод с приемом в британском МИДе никоим образом нельзя впрямую применить к нашим политическим реалиям на 1 января 2020 года. Напомню, что на тот момент впереди у Путина оставалось почти четыре с половиной года гарантированного пребывания в кресле президента.
Но если говорить не о внешней оболочке, а о сути событий, то ВВП в глазах элиты начал постепенно превращаться в «уходящую натуру» сразу после своей победы на, как тогда считалось, последних для него президентских выборах 2018 года. Как я уже писал, такая ситуация была чревата большим риском начала скрытых междоусобных войн внутри элиты. А это, в свою очередь, тянуло бы за собой риск постепенного расшатывания политической стабильности и системы управления государством. Это ведь в Великобритании смена премьер-министра влечет за собой только смену пары сотен человек, входящих в его управленческую команду. Смена первого лица в России автоматически ставит под вопрос место каждого члена элиты в нашей политической и деловой иерархии.
Затеяв эпопею с пересмотром Конституции и провозгласив накануне 1 июля «работать надо, а не преемников искать», ВВП полностью обнулил эту угрозу. «Вместо «хромой утки», чья главная задача — выбрать себе преемника, мы увидели политического гроссмейстера, который одновременно и сам играет в шахматы, и устанавливает при этом правила игры. Путин резко расширил себе пространство для политического маневра. Захочет пойти на новый срок — пойдет. Не захочет — не пойдет. Захочет провести какую-то другую промежуточную политическую комбинацию — тоже проведет», — очень образно и очень точно прокомментировал мне новый российский политический расклад генеральный директор ВЦИОМ Валерий Федоров.
Итак, приготовившиеся было «удариться во все тяжкие» члены российской правящей элиты теперь вновь смиренно сидят по лавкам. Игра закончена?
Игра не просто не закончена. Игра только начинается. Грозный рык «нечего рыскать глазами в поисках преемников!» прекрасно подходит для мобилизации российского чиновничества в преддверии жизненно важного для власти голосования. Но, как это прекрасно понимает сам Путин, он совершенно не годится как руководство к действию для всей страны. Страна не просто имеет право «рыскать глазами в поисках преемников». Она обязана это делать — обязана думать о будущем. А еще «рыскать глазами» и думать о будущем обязан сам ВВП.
Не далее как 5 июня этого года Путин сделал следующее заявление: «Допущенные тогда, порой еще в прошлом веке, просчеты в наши дни в буквальном смысле отравляют жизнь людей и природу. К сожалению, и сегодня мы видим последствия такого откровенно потребительского подхода. Такое еще встречается, и нередко, к сожалению. Многие живут по принципу «после нас хоть потоп». Это прискорбно. Такая логика — тупиковая и крайне опасная».
В данном конкретном выступлении ВВП речь шла о проблемах экологии. Но та же самая логика полностью применима и к проблеме обеспечения политической преемственности. Лидер государства не имеет права жить только сегодняшним днем, ограничивать свой горизонт планирования рамками своего собственного политического и физического существования. Лидер России обязан бороться за лучшее завтра для страны — за завтра, в котором его уже не будет.
Что эта борьба за лучшее завтра означает в плане прикладной политики? В том числе — осознание и принятие того факта, что даже у самого успешного лидера есть период, когда он работает с наиболее высоким КПД. А потом этот КПД неизбежно начинает снижаться. Когда такое снижение приобретет ярко выраженный характер, то для лидера наступает время уходить.
Есть ли у ВВП подобное «осознание и принятие»? Его ближайшие соратники уверяют, что да. «Я понятия не имею, пойдет ли начальник на президентские выборы 2024 года. Вполне возможно, что не пойдет. Но я даже не могу себе представить варианта, при котором он останется у власти после 2030 года. Путин прекрасно понимает, что новое время потребует и нового человека у руля страны. Это осознание было у него всегда. Оно у него по-прежнему есть. И оно у него никуда не денется».
Я привел здесь это высказывание члена ближнего круга ВВП не для того, чтобы пытаться на его основе сделать какие-либо конкретные прогнозы о том, на какие именно выборы он пойдет, а на какие — уже нет. Уровень информированности ближайшего окружения Путина о том, что на самом деле происходит в сердце российской власти, естественно, многократно превышает аналогичный уровень информированности даже самых опытных внешних экспертов. Но когда речь идет о самых важных кадровых или политических вопросах, то абсолютно точным знанием о том, что именно происходит в голове Путина, располагает только один человек — сам Путин. Иногда и суть, и, что случается более часто, время принятия тех или президентских решений застают врасплох даже самых близких путинских соратников.
Если действия ВВП не могут точно спрогнозировать даже самые авторитетные члены его свиты, то что тогда можем мы, простые смертные? Как ни странно, кое-что можем. Мы можем попытаться ухватить логику, в русле которой действует Путин. А это, в свою очередь, выведет нас на те политические развилки, на которых рано или поздно окажется бессменный высшей руководитель России ХХI века.
Вид из кремлевского окна
В своих недавно вышедших мемуарах отставной британский премьер Дэвид Кэмерон рассказал пикантную историю о том, как в 2013 году он пытался наладить с Путиным дружеские отношения. Сначала Кэмерон напросился в гости к ВВП в Сочи, на экскурсию по олимпийским объектам. А затем, во время визита российского лидера в Великобританию на саммит G8, премьер пригласил его в свою резиденцию на Даунинг-стрит, 10, на прием в честь британских ветеранов арктических конвоев, доставлявших во время Великой Отечественной войны военное снаряжение в СССР.
Как откровенно признал Кэмерон, выполнявшие свой долг в исключительно тяжелых условиях постоянных немецких бомбардировок ветераны конвоев в течение многих лет чувствовали, что их подвиг был предан забвению. Поэтому прием в их честь с участием высших лидеров двух стран стал для них исключительно важным событием.
Путин тоже растрогался и даже начал отпускать шутки. Вот как, если верить Кэмерону, звучала одна из них: «После церемонии он сказал мне: «Дэвид, я знаю, что ты думаешь, что у меня рога и хвост и что я на самом деле не верю в демократию…» Тут на его губах заиграла улыбка: «И ты знаешь, ты не являешься полностью неправым!»
Из воспоминаний бывшего британского премьера однозначно вытекает: Дэвид Кэмерон до сих пребывает в убеждении, что под влиянием хваленого английского гостеприимства Путин потерял бдительность и выдал свой самый главный политический секрет. Но мы-то с вами знаем, что Путин свои секреты не выдает никому — а уж тем более враждебно настроенным иностранцам, которые не особо убедительно изображают из себя новоприобретенных друзей. Кэмерон стал жертвой классического путинского политического троллинга. Почему это важно? Потому, что для Путина троллинг — это не только способ продемонстрировать всему миру свое фирменное чувство юмора. Троллинг для ВВП — это один из самых важных политических инструментов, который он активно использует не только во внешней, но и во внутренней политике.
Вспомним бурные политические события первых трех месяцев этого года. 15 января Путин взрывает политическую бомбу, инициируя процесс внесения неких на тот момент не до конца понятных, но точно очень важных изменений в Конституцию. В течение следующих недель российская элита, находясь в состоянии лихорадочного возбуждения, тщетно пытается просчитать: какой именно государственный орган ВВП намерен превратить в свою политическую базу после 2024 года? Кто-то выступает за Государственный Совет, кто-то — за Совет безопасности, Конституционный Суд и далее по списку.
Но, когда 10 марта взрывается новая политическая бомба в виде «поправки Терешковой», то выясняется, что точных намерений президента так никто и не угадал. Бывалый разведчик, Путин вновь застал всех врасплох. А тот, кого застали врасплох, пребывает в состоянии дезориентации и не способен эффективно поднять «бунт на корабле».
Если проанализировать ключевые политические события путинской эпохи, то неизбежно придешь к выводу: подобная ситуация является для высшего лидера страны нормой, а не исключением. Вспомним, например, как и когда ВВП предпочитает проводить самые важные кадровые перестановки.
С точки зрения формального политического календаря новое правительство должно было появиться в России в 2004 году, после вступления в должность свежеиспеченного президента. В реальности же замена кабинета Касьянова на кабинет Фрадкова произошла накануне президентских выборов. Да о чем я, собственно, вообще говорю? Единственным российским правительством путинского времени, которое пришло и ушло в точно оговоренные Конституцией сроки, был кабинет министров, который с 2008 по 2012 годы в качестве премьера возглавлял сам ВВП.
Путин никогда не ограничивал себя рамками формального политического календаря. Он всегда действовал в рамках своего собственного, известного только ему одному политического расписания и таким образом по максимуму использовал в своих интересах эффект неожиданности. Что это означает в плане неизбежной в будущем смены верховной власти в России?
Если мы возьмем за аксиому то, что ВВП не намерен становиться пожизненным президентом, то, как мне представляется, следующее: передача власти преемнику тоже должна произойти неожиданно, а не в момент очередных президентских выборов. Ведь если Путин вдруг «изменит своим принципам» и начнет ориентироваться на формальный политический календарь, то в этом случае в России на новом политическом витке будет воспроизведен тот самый сценарий скрытой, но опасной турбулентности, который был сейчас только что сломан: действующий президент потихоньку превращается в «хромую утку», а в среде элиты начинаются жестокие подковерные сражения за право стать его преемником.
Рискну сделать и еще одно, менее очевидное, но не менее важное предположение. Передача власти от Путина преемнику должна произойти в момент, когда он еще по-прежнему находится на пике формы, на пике своего авторитета, на пике своей популярности.
Сразу возникает вопрос: а зачем это надо самому ВВП? Почему он должен отказываться от власти в момент, когда его к этому не подталкивают никакие очевидные внешние обстоятельства? Подобная постановка вопроса абсолютно оправданна. Добровольный отказ от власти — это вообще нечто совершенно противоестественное для человеческой натуры. Но тем не менее у поставленного выше вопроса есть очевидный и, на мой взгляд, вполне себе убедительный ответ. Уход из власти «на пике» наиболее эффективен с точки зрения обеспечения политической преемственности, сохранения своего политического наследия.
Все мы знаем, что ни одному лидеру нашей страны в последние сто лет не удалось обеспечить сохранение своей генеральной линии в период правления своего сменщика.
Сталин превратил Ленина в икону, но еще при жизни вождя мирового пролетариата фактически начал проводить оппозиционный ему политический курс. Хрущев начал процесс демонтажа сталинизма. Брежнев радостно распрощался с многочисленными хрущевскими завихрениями. Горбачев сумел стать фантастически популярным, гневно обличая брежневский застой. Ельцин не просто растоптал политическое наследие Горбачева, а даже радостно распрощался с возглавляемой Михаилом Сергеевичем страной.
Путин вел и ведет себя безукоризненно по отношению лично к Ельцину и его семье. То же самое, кстати, относится и к поведению нынешнего хозяина Кремля по отношению к Горбачеву: экс-президент СССР имеет сейчас все номенклатурные атрибуты, подобающие бывшему главе великого государства. Но при этом ВВП совершенно не скрывает своего резко негативного отношения к временам, предшествующим распаду Советского Союза, и «святым девяностым».
Как остановить эти вечные советско-российские политические качели? И самое главное — в какой мере это необходимо сделать? Не буду сразу отвечать на этот вопрос в лоб, а приведу вместо этого очень показательный пример из истории современной Франции. В 1969 году великий Шарль де Голль добровольно покинул пост президента Франции, хотя до окончания срока его полномочий оставалось еще несколько лет. Формально это было политическим поражением генерала. С триумфом выиграв за несколько месяцев до описываемых событий парламентские выборы, де Голль не сумел убедить избирателей поддержать на специальном референдуме его план децентрализации власти во Франции.
Но кто, кроме совсем узких специалистов, сейчас помнит, о чем именно шла речь на французском общенациональном референдуме апреля 1969 года? Это частность, которая уже давно потерялась в «песках времени».
А вот что частностью ни в коем случае не является. До прихода Шарля де Голля к власти летом 1958 года Франция страдала от хронической политической нестабильности. На протяжении многих десятилетий высшие руководители менялись с калейдоскопической быстротой. Например, в период с 29 июля 1929 года по 27 июля 1931 года во Франции пришли и ушли целых пять премьер-министров (президент в те годы обладал только церемониальными полномочиями). Летом 1914 года известный политик Леон Буржуа провел на посту министра иностранных дел целых четыре дня. Его сменщик задержался на этой должности на полтора месяца. Сменщик сменщика — на три недели.
В конце концов такой «круговорот министров в природе» выжег сердце французской политической системы изнутри. В 1940 году политическая элита страна без боя сдала Францию немцам, а потом в своей массе пошла к ним в услужение. В 1958 году французская политическая элита вновь упала на колени и расписалась в своей полной беспомощности. На этот раз катализатором кризиса стал мятеж французской армии в Алжире, чьи руководители решили высадить в Париже парашютный десант и устроить там государственный переворот.
Призванный спасти страну от угрозы хаоса и развала Шарль де Голль реорганизовал политическую систему Франции: установил там твердую президентскую власть. И эта новая система выдержала испытание временем. Через пять лет после отставки де Голля Францию возглавил человек, которого он уволил с поста министра, — Валери Жискар д’Эстен. Преемником Жискара стал злейший политический враг де Голля и его основной конкурент на президентских выборах 1965 года Франсуа Миттеран. Но это никоим образом не поколебало основы созданной де Голлем новой политической системы государства. Спустя более чем полвека после отставки генерала хроническая управленческая нестабильность во Францию так и не вернулась.
Какое отношение это имеет к современной российской политической ситуации? Думаю, что вот какое. К Путину можно относиться как угодно. Но некоторые промежуточные итоги его правления точно должны остаться с нами и в постпутинской политической эпохе. Речь идет, например, о возвращении России в число великих держав, о нашей новообретенной способности проводить самостоятельную внешнюю политику, о сохранении контрастирующей с 90-ми годами политической и экономической стабильности.
Разумеется, рядом с этим списком непременно должно появиться еще два: тех сфер, где Путину так пока и не удалось достичь прорыва, и тех особенностей его эпохи, от которых в будущем лучше все-таки избавиться. Но сейчас мы говорим не о том, что из построенного ВВП надо сломать, а о том, что из этого необходимо сохранить. И вот в чем я вижу парадокс. Чтобы обеспечить преемственность курса и сохранение своего политического наследия, ВВП должен очень вовремя и очень грамотно уйти из высших политических лидеров России.
Золотой момент
После того как в 1917 году власть в России перестала передаваться по наследству от отца к сыну, внуку или брату, верховные руководители нашей страны покидали свой «капитанский мостик» тремя основными способами. Самый распространенный из них — прекращение властных полномочий в связи со своим естественным уходом из жизни. Хрущев пал жертвой дворцового переворота. Горбачев и Ельцин вроде бы ушли добровольно, но в реальности их уход был добровольно-принудительным. Михаил Сергеевич потерял страну, которой можно было управлять, а Борис Николаевич — весь свой авторитет и политическую форму.
Что объединяет эти три формы ухода из власти? Полное физическое или содержательное исчерпание уходящего режима. Поэтому вопрос о сохранении политической преемственности просто не возникал. Интересы страны требуют, чтобы следующий трансфер власти в России проходил по совершенно иному сценарию, чтобы он был именно трансфером, передачей эстафетной палочки, а не концом одной изолированной политической эпохи и началом другой.
Чтобы этот сценарий стал явью, Путин должен поймать «золотой момент» для своего добровольного ухода с поста президента — нащупать точку во времени, когда минусы для страны от его дальнейшего пребывания у власти начнут перевешивать плюсы.
Меня уже давно критикуют за употребление фразы «Путин должен». И я полностью признаю справедливость этой критики. Путин сам решает, кому, что и сколько он должен. Все, что я написал, — это всего лишь попытка понять логику, в рамках которой действует ВВП. И только время может показать, является ли эта попытка успешной.
Вернусь поэтому к тому, с чего я начал, — к анекдоту о символизирующем российское государство поезде и месте Путина в этой шутке. Простите, если не оправдал ожиданий, но пока концовка у всеми любимого анекдота может быть только промежуточной. А смысл этой промежуточной концовки сводится к тому, что машинист Путин сам решает, когда наш поезд начинает движение и когда он его заканчивает, на какую ветку сворачивает, на какой станции наш поезд останавливается, а на какой со свистом пролетает мимо.
«Одно из наиболее важных последствий появления в нашей стране новой версии Конституции — это еще большее возрастание требований к главному российскому политическому игроку», — сказал мне Валерий Федоров. Точнее, на мой взгляд, сформулировать просто невозможно.
Поэтому давайте поудобнее устроимся в вагонах «поезда Россия». «Машинист Владимир» нам пока не скажет, когда у него запланирована пересменка. Но зато он гарантирует нам увлекательное политическое путешествие — путешествие, которое уже на данный момент является гораздо более долгим, чем это изначально планировал сам ВВП. Как рассказал мне непосредственный свидетель произошедшего, сразу после первых для него выборов Президента России 26 марта 2000 года Путин в присутствии очень узкого круга лиц откровенно поведал о том, что он чувствовал после своего назначения премьером несколькими месяцами ранее. Смысл сказанного сводился к следующему: я ожидал, что долго на этой должности не продержусь, и мечтал лишь о том, чтобы мне хватило времени добить этих гадов!
Судьба распорядилась по-другому. Времени Путину хватило не только на то, чтобы уничтожить вторгшихся в Дагестан террористов. ВВП хватило времени на то, чтобы превратить потерявшую веру в себя ельцинскую Россию в совершенно иную страну. Одного этого достаточно для того, чтобы гарантировать ему место в истории. Но то, каким именно будет это место Путина в истории, самым прямым образом зависит от того, как и когда он уйдет с поста президента и в каком состоянии он оставит Россию. У де Голля получилось создать сильную и жизнеспособную модель государственности, которая продолжает успешно функционировать даже спустя многие десятилетия после отставки своего создателя. Получится ли это у Путина?